|
23 января 1943 года
было освобождено от немецких захватчиков
село Денежниково, Новоайдарского района, Луганской области.
215 односельчан навсегда остались на фронтах Великой Отечественной войны.
На фото Артёмов Н.И. крайний слева
Здравствуйте
Александр Викторович!
Прежде всего, хочу
извиниться за такую долгую задержку в своём ответе на Ваше письмо.
Получил я Ваше письмо, находясь в
областной больнице – мне делали операцию, а потом этих операций было ещё
три. Только недавно здоровье пришло в
норму, и я вспомнил о своём
«должке» Вам ответить.
Попытаюсь дать ответы на некоторые
вопросы, которые Вы поставили в письме.
В начале войны я находился в родном
селе Денежниково, был учащимся 9-го класса. Радио в селе было лишь в клубе -
переоборудованной под культурное заведение местной церкви. Жили мы не далеко от клуба (по нашим меркам)
«на шляху» - так у нас называлась улица, по которой проходила авто трасса
Луганск – Старобельск. Но о начале войны
узнал от односельчан около сельмага уже
ближе к обеду 22 июня 1941 года. На второй день началась мобилизация.
На фронт призывалось
очень много денежниковцев, многие из них
не вернулись с войны. За годы войны погибло 215 жителей села Денежниково.
В бытовом плане с началом войны у нас
почти ни чего не изменилось. Только довольно часто нас, учеников местной школы,
снимали с занятий на разгрузку вагонов
со снарядами. У нас по восточной околице
села проходит железная дорога. После того, как фронт приблизился к реке
Северный Донец, на станции сделали
железнодорожную ветку в колхозный сад,
куда ставили вагоны с боеприпасами, маскируя их в саду и которые нам
приходилось разгружать.
В школе, что
запомнилось, проводили много занятий по военной подготовке, что мне потом очень
пригодилось на фронте. Наш школьный военрук Ращупкин Егор Гаврилович погиб на станции
Новый Айдар. Он был там, когда началась бомбёжка немецкой авиации. Со станции
выносил раненого. В этот момент невдалеке разорвалась бомба. Он погиб, а
раненый, которого он выносил, остался в живых. Егор Гаврилович жил в соседнем селе Маловенделеевке. Ходили
всей школой на его похороны.
Эвакуация у нас в
селе началась 10 июля 1942 года. Я участвовал в эвакуации колхозного скота,
который мы пытались отогнать на Восток – задача была поставлена гнать скот в
Сталинградскую область. Руководил эвакуацией
Евдокимов Иван Иванович. В этот день мы отогнали скот до яра Байрак. Это
в 15 км от села. Видимо, он не очень
хотел удаляться от села, т.к. он не торопил нас подгонять скотину. На следующее
утро он одного из нас, погонщиков скота, верхом на лошади послал в разведку в
наше село. Но тот до села не доскакал,
когда увидел, что с бугра, соседнего с нашим селом села Спеваковки вниз к реке Айдар спускались,
иногда для острастки постреливая, немецкие танки. Мы погнали скот в сторону Алексеевки – села расположенного
на реке Ёвсуг на востоке нашего Денежниково.
На открытой местности мимо нас пролетали
немецкие самолёты, да так низко, что мы видели лица лётчиков. Но они не обстреливали и не сбрасывали бомб. Наш руководитель выставил впереди направления
нашего движения группу разведки, которая вовремя обнаружила, что наш путь был
уже перерезан немецкими мотоциклистами, которые были вооружены пулемётами. И
это спасло нас от обнаружения, так как мы загнали скот в густые кустарники
одного из яров. Мотоциклисты обстреляли из пулемётов кустарники, где мы
находились, но пули ни кого не зацепили. После того как стало ясно, что немецкие
войска уже впереди нашего следования, мы вернулись в село.
Немцы вошли в наше
село на храмовый праздник села День Петра и Павла 12 июля 1942 года. Буквально
через пару дней после этого появились немецкие жандармы, которые согнали
местных жителей на колхозную бригаду для выборов старосты села. Но выборов,
конечно же, не было. Старостой был назначен немцами дед Семенков по причине
наличия у него роскошной белой бороды. А у него шесть сыновей в это время
воевали в Красной Армии.
Были среди немцев и
свои Остапы Бендеры – дезертиры, которые
любыми способами не хотели идти на фронт. Так, у Зарвовских, местных жителей,
отличающихся тем, что имели добротный дом, который использовался, как
постоялый, в одно прекрасное утро появился немец, вооружённый винтовкой и
объявивший, что он назначен бургомистром и требует, чтобы староста села ему
докладывал о ситуации в селе. Кроме
того, староста должен был обеспечивать его добротным питанием. После того, как
после нескольких месяцев, наш староста
не появлялся в немецком районном управлении, полагаясь на то, что
бургомистр села докладывает наверх о
ситуации в селе, немцы вызвали его в район, где он резонно доложил, что
находится в подчинении местного бургомистра.
Этот немец был, конечно же,
арестован.
За время оккупации,
продолжавшейся около 8-ми месяцев,
особых репрессий в отношении местных жителей немцы не чинили. Может, сказалось то, что денежниковцы были в
добрососедских отношениях с немцами переселенцами соседних сёл Бауер-гейм и
Арбатен-гейм, но большинство из них по
мере приближения немецких войск были депортированы в Поволжье.
За какую-то провинность убили одного
лишь деда Сулиму и сожгли хату деда Шацкого, семья
которого не вышла на рытьё окопов. Для сравнения – в селе Спеваковка за время
оккупации было расстреляно немцами 10 человек и среди них директора местной
школы Ивана Андреевича Воронкина.
Освободили наше
село ранним морозным утром в конце
января 1943 года.
А уже 10 февраля 1943 года, вместе с
несколькими десятками призывников Новоайдарского района, пешим порядком выдвинулись в сторону реки
Северский Донец для пополнения наших войск.
Определили нас в сапёрную бригаду. Номер части уже не помню.
В первом бою пришлось
участвовать уже 17 февраля, когда немцы прорвали нашу оборону с целью отбросить
наши войска назад, к реке Северский Донец. «Шарахнули» нас немцы, помню из
Андреевки к Донцу так, что к вечеру мы
оказались в каком-то селе, неподалёку от Донца. Наши войска
во время отступления перемешались. И мне
было каким-то лейтенантом – пехотинцем
приказано вместе с узбеком – пулемётчиком оборудовать пулемётную точку
на месте разобранного погреба. В это время мы, призывники были ещё в
гражданской одежде. Я предложил узбеку натаскать в яму бывшего погреба соломы и
дежурить около пулемёта поочерёдно. Он на удивление, сразу на моё предложение
согласился и сказал, чтобы первым отдыхал я. Проснулся я под утро от пулемётных очередей.
Узбека возле пулемёта Дегтярёва не
оказалось. Осмотревшись, я обнаружил, что две немецкие танкетки обстреливают
хату, в которой расположились наши солдаты. Передёрнув затвор пулемёта, стал
обстреливать эти танкетки. Из-за угла хаты выстрелил наш танк и разметал одну танкетку. Вторая быстренько укатила. Ко мне в яму погреба спрыгнул лейтенант и приказал прикрывать
отступление, а потом, проверив, нет ли в хате и окрестностях наших солдат,
отходить в сторону Барвенково и Крестищево.
После того, как наши отошли на достаточное расстояние, я заскочил в хату,
в которой накануне квартировали пехотинцы, обнаружил там одного из наших
вновь призванных, который наотрез отказался уходить вместе со мной, сказав, что
он останется за хозяина, так как он был,
как и я в гражданской одежде. За хатой,
в пирамидой сложенной куче котяхов, увидел одного новоайдарца, что также призывался вместе со мной. Я ему сделал жест
рукой, чтобы он отходил вместе со мной, на что он отмахнулся. Больше я ни одного, ни второго не видел.
В Крестищево была
полевая кухня. Есть хотелось неимоверно. Стоя последним в очереди за похлёбкой, набрался храбрости и сказал
повару, чтобы наполнил котелок на троих. Отходил от кухни в предвкушении приятного действа приёма пищи. И тут крики,
мол, немецкие танки. Все кинулись в
сторону леса, расположенного невдалеке от Крестищево. Подбегая к лесу, увидел
лейтенанта, угрожающего мне пистолетом, из-за того, что медленно бегу. А как
тут побежишь быстро, когда в одной руке пулемёт Дегтярёва, во второй – котелок с
пищей не хочется расплескать, а за спиной
вещмешок с тремя пулемётными
дисками? Поспешил заверить командира,
что танки в лес не сунутся, поэтому можно и передохнуть. Но тот был неумолим. Пробегая мимо лейтенанта, услышал от него,
чтобы я остановился и помог ему, якобы он подвернул ногу. Когда я стянул с его ноги валенок, обнаружил, что он полон
крови. Лейтенант шальной пулей получил ранение. Рядом никого не было. Перевязав
рану, пришлось его взвалить на плечи и тащить около 5 км вместе со своим
пулемётом, дисками и котелком (есть то
хочется!), покуда навстречу нам не
прибежал его ординарец вместе с санитаром. Ординарца и санитара он матюкал
последними словами из-за того, что они его бросили на произвол судьбы, а мне
приказал ни за что не давать им поесть из котелка.
Нужно сказать, что
нас, тех, кто побывал под оккупацией,
довольно холодно принимали бывалые фронтовики, иногда называя нас
предателями. Но после нескольких словесных перепалок с бывалыми, которых я в свою очередь, осмелев , обвинял в
трусости из-за того, что буквально за 5 месяцев после начала войны немцы
оказались на подступах к Москве страсти
между нами поутихли.
Вероятно, по
рекомендации раненого лейтенанта,
которого я тащил на плечах, вскоре я был
вызван в штаб батальона, где находился представитель полковой разведки, для собеседования, где мне было предложено стать разведчиком саперного батальона особого
назначения. Так как питание было
неважным и меня всё время преследовало желание
поесть, я спросил: а какое там
будет питание, на что был ответ, что будет лётный паёк.
Лётного пайка, конечно, не было, но кормили нас потом намного
лучше, чем обыкновенных сапёров. Так я оказался в
саперной школе в селе Танюшевка , что
под Старобельском , где в течение
нескольких месяцев готовили из нас сапёров –разведчиков, для подрывной
деятельности в тылу врага. Изучали устройство
наших и немецких мин, учились складывать
парашюты и прыгать с парашютной вышки.
Во время обучения в
школе я был включён в качестве проводника ( так
как хорошо знал характер местности в округе) в состав группы сапёров, которой была
поставлена задача пройти в тыл противника для подрывной деятельности и разведки
сил и средств противостоящего противника
. Задачу мы выполнили успешно, правда,
мне голову царапнуло осколком немецкой мины, что стало причиной того, что меня
командир сапёрной школы вывел из состава группы сапёров, которая была на парашютах
выброшена в тыл противника за Днепр и все они там погибли.
Наш батальон
разминировал Днепрогес, но лично я в разминировании участия не принимал,
вероятно, был в это время, на другом
задании в тылу противника.
Что касается
взаимодействий с партизанами в тылу врага, то за те многочисленные вылазки в
тыл противника наши сапёрные группы с
партизанами не встречались. В
связи с этим, мне вспомнился эпизод, когда нас вызвали в управление
разведки армии на совещание по поводу возможности проведения разведки на правом
берегу Днепра, накануне наступления.
Дело в том, что глубоко эшелонированная оборона противника была хорошо
замаскирована, подходы были заминированы
немцами, кроме того, всё это было опоясано несколькими рядами колючей
проволоки, обвешенной жестяными банками, что не давало ни какой возможности даже
подступиться к немецкой обороне, а не то, чтобы протиснуться к нему в тыл для
разведки. Любой шорох на подступах к обороне противника вызывал с его стороны шквал огня из всех видов оружия. Я тогда на
этом совещании предложил поручить провести разведку партизанам, находящимся в
тылу врага. На что мне начальник разведки армии сказал, что партизан будет много после войны,
а сейчас партизан в тылу противника просто не существует.
 
… Освобождая Польшу, в распоряжении
нашей разведгруппы появился грузовой
автомобиль ЗИС - 5, на котором мы, в основном, передвигались за наступающими войсками,
нередко участвуя в наступательных операциях вместе с пехотой.
В ходе одной из таких операций, в одном
из городов северной части Польши, населённой немцами, мы захватили огромный
дом, видимо не бедного бюргера. Немцы
так спешно покинули своё пристанище, что на столах остался их ужин.
Я, пока остальные принялись уничтожать немецкие продукты, решил
обследовать дом. В одном из помещений, в
котором, что хорошо запомнилось, на
стенах были развешаны немецкие автоматы,
за занавеской я обнаружил на смерть перепуганного немца.
Он что-то начал мне говорить по-своему,
я уже к тому времени начал кое-что понимать по-немецки, умоляя не убивать его,
мол, у него семья и трое детей, и на
службу в армию был призван недавно, в подтверждение, показывая гражданские
кальсоны.
Приведя немца в столовую, усадил за
стол, чтобы он поел.
Один из наших пехотинцев возмутился этим
и вызвался вывести пленного во двор и расстрелять. Я ему говорю: «Немец - мой! Что делать с моим
пленным, я буду решать!».
После ужина, я предложил немцу подобрать
себе, имеющуюся в доме гражданскую одежду и переодеться. Утром и след
простыл этого главы немецкого семейства.
Был ещё один случай, характеризующий
отношение наших солдат к немцам.
Это было уже на территории Германии. После
очередного разминирования , какого-то объекта, на своём ЗИСу мы догоняли наступающие войска. На одном из
поворотов дороги мы увидели группу людей
в гражданском, которые пытались перебежать
шоссе. Появление грузовика застало
их врасплох: они так и замерли на месте,
неловко улыбаясь.
Невооружённым взглядом было видно, это
немецкие солдаты – дезертиры, пробирающиеся домой. Остановились. Подозвали их к себе. Спросили –
шнапс есть? На что они дружно закивали
головами. Сделали взаимовыгодный обмен
шнапса на наш табак. Посоветовали им
разбиться на группы по два человека и двигаться вдоль обочины дороги, не
упуская её из виду и как можно реже появляться на открытых, просматриваемых с дороги
местах.
Победу праздновали в Берлине, около Рейстага 2 мая. На пороге Рейстага проходил концерт Руслановой.
На стене расписаться не пришлось – военного люду было столько, что не
протолпиться к фасаду этого здания. А с тыльной стороны, тоже не пройти,
потому, что там был сплошной туалет, где солдаты справляли нужду.
Когда, издали слушали песни в исполнении Руслановой, к нашей
группе подошёл лейтенант – танкист. Говорит: « Вижу, служивые, вы – сапёры. Мы тут
невдалеке обнаружили склад, только он заминирован. Может, поможете его разминировать?». Мы решили, почему бы не помочь братьям –
танкистам и наш ЗИС помчал вслед их «Виллисом».
Разминировать склад для нас оказалось «делом
техники». Тем более, что немцы проводили
минирование наспех и небрежно, не очень утруждаясь применением ухищрений. Зато первыми
удостоились вынести из склада несколько ящиков продуктов, пока
остальные, в том числе и танкисты не хлынули в помещение склада…
Это письмо Артёмова
Николая Ивановича, я набрал на ноутбук, сразу после того, как он пригласил меня
к себе для того, чтобы я записал его ответ на письмо Александра Викторовича Захарова, дядя
которого служил в таком же сапёрном батальоне особого назначения, как и Николай
Иванович.
Через пару дней после этого «полетел» жестский
диск моего ноутбука.
Восстанавливая повреждённые файлы,
только теперь добрался до воспоминаний Николая Ивановича. А мог бы и не добраться!
http://denezhnikovo.at.ua/news/pobediteli/2012-05-06-109
|
